Уже почти три года Муртазали Гасангусенов, отец расстрелянных в августе 2016 года чабанов, ищет убийц своих детей, которых силовики поначалу объявили боевиками. Мужчине пришлось приложить титанические усилия для того, чтобы доказать его – 17-летний Наби и 19-летний Гасангусейн – не были экстремистами.
Однако уголовное дело об их убийстве буксует, в нем до сих пор нет подозреваемых, хотя ни для кого не секрет: подростков расстреляли в рамках контртеррористической операции. Глава Дагестана Владимир Васильев назвал гибель юных пастухов "трагической случайностью".
В дождь и в мороз Муртазали выходит на главную площадь Махачкалы, где часами стоит с небольшим плакатом "Братья Гасангусеновы, мы помним о вас". Мимо проносятся члены республиканского правительства, депутаты Народного собрания, силовики – и все делают вид, что не замечают его.
Он сбился со счета, сколько раз мэрия отказала ему в согласовании митинга. В интервью "Кавказ.Реалии" дагестанец, за судьбой которого следит весь Северный Кавказ, рассказал, о чем беседует с убитыми сыновьями в молельне, построенной на месте их расстрела, и какие у них были мечты. "Я ничего и никого не боюсь. Пусть меня расстреляют на площади, но я не остановлюсь", – твердо произносит он.
Об Абдулатипове и Васильеве
– Муртазали, скоро третья годовщина убийства ваших детей. Простите за вопрос, который возращает вас в этот страшный день, но вы хорошо помните 23 августа 2016 года?
– Да, я находился тогда в Нальчике, мне позвонила жена Патимат, которая сказала: "Наши сыновья ночью не пришли. Здесь военные машины стоят. У нас дома родственники, они начали уборку. Приезжай".
Родственники приходят, когда случается горе – готовят дом к приему соболезнующих. Жене они не сказали, что произошло, но она, конечно, чувствовала… Патимат спрашивала: "Зачем вы у меня убираетесь, если ничего не случилось? Я ведь могу сама". Они отвечали: "Ничего не случилось". Потом сестра ей сказала: "Наби ранен". И всё.
Я позвонил своему младшему брату Магомеду, он не взял трубку. Тогда набрал своего зятя Абдулвахида, он произнес лишь: "Наби ранен, приезжай". Когда же дозвонился до Магомеда, он повторил: "Наби ранен". Я спросил: "Магомед, ты мой младший брат. Скажи правду: есть у меня хоть один сын?" Он ответил: "Приезжай". И сбросил вызов. Я тут же нанял такси и отправился домой.
– Кто-нибудь из чиновников и депутатов связывался с вами, чтобы выразить соболезнования и помочь?
– (После продолжительной паузы.) Нет. Трагедия, напомню, случилась еще при Рамазане Абдулатипове. Он тогда, кстати, приезжал в соседнее село на открытие туберкулезной больницы. Абдулатипов мог проехать 1-1,5 км до с. Гоор-Хиндах и выразить мне соболезнования. Но он этого не сделал. Зато поспешил, не выслушав нас, связать убийство моих сыновей с политикой. Я не знаю, где политика, а где – пастухи.
Но, наверное, ему виднее, поэтому я ходатайствую о допросе Абдулатипова. Раз он назвал убийство политическим, значит, ему известны какие-то факты об этом преступлении.
– Действующий глава республики Владимир Васильев вообще заявил, что произошла "трагическая ошибка".
– А ведь он даже не принял нас! Мы так ждали, что новый руководитель выслушает нас, а он говорит, что это "ошибка".
Но я настаиваю: это не случайное убийство. Участковый Шамиль Гамзатов узнавал, когда мои сыновья пойдут обратно в село. Расстреляли же их дважды: сначала, когда они шли, потом – когда их переодели в камуфляж, чтобы выдать за боевиков. Я неоднократно объяснял, почему версия Васильева несостоятельна.
– Осенью и зимой вы вставали в одиночный пикет у здания правительства. Власть имущие вас игнорировали: либо ускоряли шаг, либо делали вид, что не замечают. Что вы чувствовали в этот момент?
– Обиду и непонимание, почему они не видят, какую боль я испытываю. Хотелось их спросить: "Как жить, когда убили твоих детей? Неужели вам безразлично, что нет справедливости? Почему вы думаете только о себе?" В этот момент думал, что радует только одно – в любом случае никто не останется на этой земле.
– Откуда в них такая черствость, по-вашему? Я бы сформулировала вопрос иначе, но цензура не позволяет.
– Я не знаю, как можно покрывать убийц детей… Но они это делают.
– А ведь силовики еще долго врали, что ваши дети – члены незаконного вооруженного формирования. Что вы почувствовали, когда они признали: Гасангусейн и Наби не были боевиками?
– Они мучали нас год и три месяца, повторяли: "Ваши сыновья были боевиками, террористами. Они покушались на жизнь правоохранителей, были уничтожены ответным огнем". Я говорил везде (в прокуратуре, в Следственном комитете и т.п.): "Покажите мне тех сотрудников, в кого стреляли мои сыновья". Это было очень-очень тяжело, больно и обидно.
– Кто помогает вам справляться с сильнейшим стрессом?
– Нам удалось не сойти с ума благодаря поддержке людей. Пишут отовсюду – со всего Северного Кавказа, даже из Нижнего Новгорода. Соболезнуют до сих пор. Все знают, что мои сыновья были честными и чистыми людьми. Не встречал никого, кто бы в этом сомневался.
О (не)расследовании и митинге
– В декабре 2018-го президент Владимир Путин после вопроса журналистки Елены Еськиной поручил председателю СКР Александру Бастрыкину взять под контроль дело Гасангусеновых. По-вашему, расследование ускорилось?
– Они работают так себе, для галочки. Из Москвы под это дело никого сюда не командировали. Нас вызывают раз в месяц, допрашивают полицейских. Все тянется очень медленно. Процедура сейчас выглядит следующим образом: если хотим кого-то допросить, то должны отправить ходатайство в Москву, затем Москва (Следственный комитет. – А.Г.) одобряет его или нет. Если ответ положительный, то человека вызывают на допрос. Но нужно понимать – письмо из столицы России в Дагестан идет крайне долго.
– То есть стало только хуже?
– Здесь же тоже ничего абсолютно не делалось. Теперь уже экс-прокурор Денис Попов, который принял нас в марте 2018-го, обещал привлечь к ответственности бывшего начальника полиции по Шамильскому району Ибрагима Алиева. Однако дело против него не возбудили. По крайней мере, так нам сказали.
– Что вообще можно расследовать три года? Силовики проводили контртеррористическую операцию – есть имя ответственного и есть, очевидно, списки принимавших участие в "мероприятии".
– Всё так. Недавно записывал обращение к Путину, сказал: "Отправьте сюда одного-двух следователей из Москвы, и мы за 24 часа раскроем это преступление". Мы знаем, в каком районе все произошло, кто здесь начальник полиции, кто отвечал за спецоперацию и кто находился на дежурстве.
– И при этом власти не согласовывают вам митинг. Сколько раз вам отказали – восемь?
– Больше... Вчера стоял у мэрии, но ко мне никто не вышел. Тогда записал обращение к главе Махачкалы Салману Дадаеву: "Вы и ваши коллеги наталкиваете меня на совершение административного правонарушения, то есть на организацию несанкционированного митинга". Я же не нарушаю закон, это они, прикрываясь законом, расстреляли моих детей!
Люди, которые нас поддерживают, звонят и говорят: "Если мэрия не согласовывает митинг, почему мы не можем выйти без разрешения?" Я не хотел и не хочу, чтобы кто-то вышел на несанкционированный митинг ради моих детей и пострадал. Поэтому просил всех дождаться согласования митинга.
– Но вы же понимаете, что "пчелы" не могут разрешить акцию против "меда".
– Теперь я не могу понять, что делать. Видит Аллах, я пытался сделать все по закону. Но у меня нет другого выхода, кроме несанкционированного митинга или перекрытия федеральной трассы. Положение безвыходное. Они мне врали, что дело расследуется, но ведь ничего не делается!
О погибших мечтах
– Вы никогда не задумывались о переезде? Сложно жить в селе, где все напоминает о трагедии.
– Нет. Знаете, почему? На народные средства я построил на месте убийства моих сыновей молельную комнату и посадил деревья. Огромное спасибо всем, кто помог. Дай им Аллах всего в тысячекратном размере!
В молельне я бываю чаще, чем дома. Там могу разговаривать с сыновьями о наших мечтах (их у нас было так много!), о том, как отец не может найти палачей своих детей… 23 августа 2016 г. погибли мои сыновья, а с ними и мечты.
Младший мечтал служить в армии, старшего из-за небольших проблем со здоровьем в армию не взяли. Девятнадцати лет не было старшему, младшему и 17 не было.
– Насколько знаю, у вас со здоровьем тоже не все в порядке. Как себя чувствуете?
– Еще когда сыновья были живы, врачи махнули на меня рукой, сказали, что я не жилец (проблемы с печенью). И мои мальчики так боялись, что я умру! Не отходили от моей кровати, поставил меня на ноги травник. Видите, как все получилось: я живу, а они – нет.
– Что способно хоть немного унять вашу боль?
– Только справедливость. В видеообращении к Путину я сказал: "Мы не просим присвоить нашим детям геройские звания, не хотим им памятников. Ничего не хотим! Требуем только найти убийц и наказать их по всей строгости закона".
Моих сыновей никто не вернет, но я буду бороться до последнего вздоха, чтобы других детей не убили, а их родители не испытали такого чудовищного горя.
– Чего вы сегодня боитесь?
– Ничего и никого. Пусть меня расстреляют на площади у правительства, но я не остановлюсь.
