Иса – студент египетского университета аль-Азхар. Он, как и десятки его однокурсников, уроженец Кавказа. Мужчина скрывает свою фамилию и лицо. На условиях анонимности он рассказал корреспонденту "Кавказ.Реалии", почему многие выходцы из Дагестана, Ингушетии и Чечни умалчивают о факте обучения в Каире, почему не следует ехать в Сирию и чем культура мисрийцев (египтян) отличается от кавказской.
Иса изучает исламское право и истоки религии. Мы беседуем, сидя на ковре между колоннами крытого дворика старинной мечети аль-Азхар.
– Университет начинался с одного медресе при мечети в 970 году. Сейчас это огромный вуз, один из самых авторитетных в исламском мире. Его диплом – хорошая основа для работы в духовной сфере. Но я хочу вернуться домой и работать в Чечне. Там строятся мечети, открываются религиозные центры, есть перспектива.
Обучение в аль-Азхаре бесплатное, принимают без экзаменов, но есть условие – владение арабским языком. Документы (паспорт и разрешение из посольства) подаются сразу после прибытия в страну. Одновременно учащиеся записываются на годичные языковые курсы.
Проблема в том, что курсы не предоставляют учебной визы, а сам университет может зачислить абитуриента только через 6-7 месяцев. И здесь образовывается ловушка – незаконное нахождение в стране. А ведь в Египте постоянные полицейские рейды, в ходе которых разыскиваются "беспрописочники". Выявленные нелегалы проверяются на причастность к экстремистской группировке "Исламское государство" и запрещенным в Египте "Братьям мусульманам".
– А как обстоят дела с бытом?
– В Египте довольно дешево. Квартиру можно снять за 2000-3000 фунтов – от ста до ста пятидесяти евро. С едой тоже неплохо, много недорогих овощей и фруктов. Мясо на рынке, правда, подорожало. Я тут с семьей. Мы едим курицу с рисом, это экономно.
Образование детей – слабое место. Государственная школа толком не учит, а частное заведение просит 7000 фунтов (350 евро) в год. Причем одним платежом. У меня четверо детей. Нанял им репетитора, экзамены сдают в российском посольстве. Младшая ходит в частный садик, который обходится в 300 фунтов (15 евро) в месяц.
– С египтянами дружите?
– Почти нет. Наши обычаи отличаются. Мужчины, например, здесь носят платки или чалмы. Женщины – никабы. При этом у женщин здесь больше власти в семье. В Египте мужчина может выйти на балкон, чтобы развесить белье, а в Чечне это неловко. Мужчина должен быть жестким.
Я бы не хотел, чтоб мои дети вступали брак с египтянами. Но женщинам тут проще быть религиозными. Можно носить полностью закрытую одежду, пользоваться женскими вагонами в метро.
Встречается бытовая дискриминация. Например, на рынке что-то стоит один фунт, а нам, иностранцам, продают за два или три фунта. Наверное, видят в нас богачей. Но в основном народ добродушный и даже чересчур общительный.
– Что главным образом удалось выучить за четыре года?
– Раньше я думал, что можно прочитать Коран и считать себя знатоком, судить об исламе. Но это далеко не так. Надо обращаться к ученым, толкователям, у которых обширные знания. Чтобы дорасти до их авторитета, нужно полжизни отдать.
Много знаний получил об исполнении намаза и других обрядов. Есть маленькие нюансы. В частности, поднятие рук. В Чечне резкие противоречия: одни говорят, что нельзя руки поднимать, другие – что можно. А тут считается, что оба движения допустимы. Дома я учился религии только у одного человека, знал одну версию всех обрядов. Здесь вижу, что есть выбор.
Кроме того, на родине ты ограничен. Если молча исповедуешь салафизм в Чечне и не критикуешь власть, то можно спокойно жить. Если не приемлешь навязываемую религию и вслух заявляешь об этом, рано или поздно тобой займутся. Могут заставить сбрить бороду или направить на профилактическую беседу.
– Почему вы храните анонимность?
– Это опасно для нас. В Чечне силовики могут придраться из-за разговора с независимым журналистом, здесь же постоянно идут зачистки студентов (даже с действующей визой). Из-за этого многие земляки уехали из Александрии, полиция лютовала. Теперь то же самое происходит в Каире.
Меня самого два года назад забрали в участок на пять суток. На улице подошли полицейские, спросили паспорт, а я свой паспорт в этот момент сдал на прописку. Дают, конечно, временную справку, но тут такой бардак... Мне даже не позволили найти эту бумажку.
Потом возили в прокуратуру, устанавливали личность, спрашивали, где паспорт. Я объяснял, но они не слушали. Потом все-таки приехал сотрудник паспортного стола, привез мой документ, и я вышел на свободу.
Спал прямо на каменном полу (на подстилке). Хорошо, что был май. Я сидел с беженцами из Эритреи, которые через Египет пробирались в Европу. Еду арестантам не дают. Эритрейцам еду приносили представители ООН, а мне – друзья.
Кстати, если человека депортируют, то за его же счет. Разумеется, предпочитаешь заплатить за билет, чем сидеть в камере.
– Российские спецслужбы тех, кто учится на Востоке, подозревают в связях с "Исламским государством". По-вашему, стоит ехать в Сирию?
– Нет, конечно. Эта война – внутренний сирийский вопрос. Исламские авторитетные ученые призывают не ехать. Присутствие иностранцев еще больше усложняет обстановку.
Там народ воюет за свои права. Радикалы извне могут только все испортить. А то, что делает ИГ, это против ислама. Все религиозные авторитеты осуждают смертоносные методы этой организации. В университете мы обсуждаем этот вопрос, читаем книги ученых. Уже есть литература, посвященная противодействию ИГ.
