На Северном Кавказе, как и в целом по Российской Федерации, прошла волна первомайских демонстраций, посвященных защите прав трудящихся (во всяком случае такова была изначальная цель этого действа). 9 мая предстоит очередная волна демонстраций и шествий, посвященная победе на нацистской Германией в далеком 1945 году. Количество пролетариев в современной России несравненно ниже, чем в СССР, где зародился официальный праздник первого мая. Война с Германией закончилась почти три поколения назад и сейчас у России с ФРГ довольно хорошие отношения. Иными словами, условия для зарождения этих праздников давно прошли, но государство продолжает упрямо агитировать, а иногда и сгонять людей на эти демонстрации. Почему?
Официально одобренные и даже обязательные общественные акции сопровождаются запрещением неофициальных и протестных мероприятий. Даже на абсурдистской акции "Монстрация" некоторые люди были задержаны, а кого-то заставили закрасить второе слово на плакате с выражением "Пудинг вор!"
Власти резко отреагировали и на протесты против бессменого правителя России последних лет Владимира Путина.
Во всем мире люди выходят на протестные акции для того, чтобы защитить свои права или выступают публично по каким-то поводам, которые их лично задевают и беспокоят. В России же участников сгоняют на сомнительные демонстрации по выдуманным поводам и затем тиражируют "всеобщее ликование" по всем доступным информационным каналам.
Сочетание запрета на выражение своего мнения с навязыванием государственного ликования в современной России сильно напоминает советское время. Тогда, конечно, запреты были несравненно жестче, информации у людей было меньше, но самое главное над людьми довлела коммунистическая идеология и эти праздники были составной частью той идеологии.
Коммунистическая идеология приказала долго жить, но ее ничем не наполненные огрызки приобрели новую жизнь во время правления Владимира Путина.
Во-первых, они позволяют государству создавать визуальный эффект некоего провластного большинства. Колонны манифестантов часто возглавляются представителями властей, либо последние как-то иначе обозначают свою сопричастность ко "дню трудящихся" и к "победе".
Во-вторых, эти массовые акции становятся своего рода суррогатом некой государственнической и секулярной идеологии. Последнее нужно властям, поскольку далеко не все граждане России ходят в церкови РПЦ.
Оба эти механизма вдвойне востребованы российскими властями на Северном Кавказе, так как в Москве серьезно озабочены тем, как бы регион не выпал из зоны влияния современных российских идеологем. Последние часто основаны на русском национализме и приверженности к РПЦ. Обе эти основы современной российской квази-идеологии сложно "продать" на Кавказе. Следовательно, их следует заменить на "день трудящихся", "день победы" и прочие государственные праздники – отсюда размах празднований на Северном Кавказе, который уже затмевает то, что происходило в советское время.
Теперь на эту картинку "ликующего большинства" возложена задача показать единство страны и принадлежность северокавказских народов к чему-то большому и единому. То, что национальные языки оказываются под фактическим запретом в школах республик, то, что национальные автономии все больше теряют свою самостоятельность, эти реальные политические проблемы не выплескиваются на улицы городов Кавказа. Зато интенсивность празднования событий 100-летней или 70-летней давности все больше усиливается. Вопрос только состоит в том, как долго властям удастся подменять реальную политическую повестку дня призраками давно минувших дней. Последние протесты против бессменного правителя России Владимира Путина показали, что эта подмена, скорее всего, перестанет срабатывать.
