О намерении экстремистской организации ИГИЛ прийти на Кавказ заявил Владимир Путин на саммите Шанхайской организации сотрудничества 9 июня. "По имеющимся данным, ИГИЛ готовит новые планы по дестабилизации Центральной Азии и южных регионов России", сказал президент РФ, отметив необходимость сотрудничества среди стран ШОС по линии безопасности. Руководитель правозащитного центра Кабардино-Балкарии Валерий Хатажуков считает, что сегодня на в республике не осталось активных представителей радикального ислама. Однако из-за тяжелой социально-экономической ситуации молодежь может в любое время радикализироваться.
КР: Говорят, что после того, как в прошлом году КБР покинул и потом был ликвидирован Залим Шебзухов, в Кабардино-Балкарии не осталось представителей радикальных исламских движений - ни ИГИЛ, и Имарата Кавказа. Так ли это?
Валерий Хатажуков: На самом деле можно говорить, что действительно ситуация в Кабардино-Балкарии успокоилась, и этому способствовал ряд факторов. Действительно, десятки боевиков ушли из республики, многие - убиты. Но дело в том, что мы неоднократно сталкивались с подобной ситуацией, когда, казалось, что были все активные боевики уничтожены, но через некоторое время обострение возвращалось. Наверное, в сегодняшней ситуации такое тоже возможно.
- Какие факторы для появления экстремистских проявлений остались?
- Прежде всего, это социально-экономическая обстановка. Большая часть молодых людей, которые были вовлечены в незаконную экстремистскую деятельность являлись жителями сельских поселений, где традиционно огромная безработица. Значительная часть пашенных угодий оказалось в руках у небольшой группы латифундистов, среди которых очень много государственных чиновников. И я уверен, что, если власти начнут решать земельную проблему в интересах большинства жителей поселений, у сельской молодёжи появиться работа и, тем самым, будет решена одна из самых главных проблем, которые способствуют радикализации сельской молодежи на религиозной основе.
- Экономический упадок - это единственный фактор дестабилизации? Нет ли имамов, которые радикально настроены, но затаились до лучших времен?
- Есть еще целый ряд факторов: социальный, криминогенный, политический. Поэтому я не могу говорить о том, что сам процесс радикализации не продолжается. К сожалению, нет свежих исследований на эту тему. Последние исследования проводились четыре года назад. Вот этот процесс, который мы тогда увидели, он продолжается.
- Вы часто говорили, что во многом позиция правоохранительных органов, которые слишком сурово наказывают за малейшие связи с боевиками, вызывает протест и отторжение у населения и работает на усиление радикализации. Есть ли изменения в этой сфере?
- С одной стороны, заработала Комиссия по адаптации. Она появилась в 2012 году, но реально заработала только в апреле прошлого года. Я сам вошел в эту комиссию. Человек 15 -18 прошло через нашу комиссию. И там есть абсолютно реальные решения. Несколько женщин, которых обвиняли в пособничестве могли получить реальные сроки, но получили условные, другие получили небольшие сроки. Мы считаем, что это показывает положительную динамику.
С другой стороны, сама общественность начала подключаться. Несколько лет назад общество как бы не пыталось вмешиваться в эти процессы. А сейчас мы наблюдаем, как жители некоторых поселений пытаются влиять на решения властей, пытаются брать на себя ответственность за земляков. Был даже пример, когда глава администрации пришел и заступился за человека, которого обвиняли в пособничестве боевикам. Все это положительно влияет на ситуацию.
Но, к сожалению, мы до сих пор фиксируем, что правоохранительные органы порой фальсифицируют дела. Я не могу сказать, что таких дел много. Немного, но они есть. О чем идет речь? О незаконных задержаниях, фабрикации дел. Таким образом, идут положительные процессы, но с другой стороны - есть и негативные тенденции. Правоохранительные органы не должны превращаться в машину репрессий.
- Но ведь общественность, которая начала вступаться, может призвать к ответу и правоохранительные органы?
- По факту она не может этого сделать. Правоохранительные органы, действующие на территории республики подчинены не республиканскому правительству, а федеральному центру. Мы считаем такое положение абсолютно неприемлемым! Поскольку КБР по конституции - это форма государства, это форма самоопределения кабардинского и балкарского народов. Поэтому и правоохранительные органы, как государственный институт, должны быть подотчетны народу.
- Если говорить об ИГИЛ, то сколько людей на самом деле активно поддержали его и уехали воевать в Сирию?
- Это тоже проблема, поскольку МВД и Центр "Э" озвучивают разные цифры. От 100 до 200 человек. В последний раз называлась цифра 100 человек. По нашим данным многие из них (мы не можем назвать точную цифру) никогда не были в Сирии и не собираются делать это и впредь. Некоторые находятся в Турции. Даже есть и такие, кто живет в Европе.
Некоторые из них обращаются к нам и говорят, что они никогда не были в Сирии и готовы вернуться и доказывать свою невиновность. И при этом они просят предоставить им какие-то гарантии, что в отношении них не будет применяться насилие и их дела будут расследоваться объективно и справедливо, согласно российскому законодательству. Они приводят нам примеры, когда люди по идентичным делам возвращались, но правоохранительные органы не выполняли взятые на себя обязательства. Никаких гарантий разумеется дать этим людям мы не можем, но пытаемся поднимать эти вопросы перед руководством республики и правоохранительными органами.
- Вы уверенны в том, что это реальные фальсификации и система ошибается?
- Приведу конкретные примеры. Дело Хабаса Куготова. В 2013 году пришел к нам его отец и говорит, что у него нет никакой надежды сохранить жизнь своему сыну. Против него было сфальсифицировано несколько уголовных дел, его пытали, но ничего не смогли доказать. Все дела развалились. Он просил нас помочь сыну уехать куда-нибудь за границу потому, что уже не верит в российское правосудие. По делу Хабаса Куготова мы обратились к тогдашнему заместителю министра внутренних дел КБР Казбеку Татуеву.
Казбек Татуев пригласил меня, Куготова вместе с отцом и объявил в присутствии нескольких сотрудников, что к нему никаких претензий нет и он может спокойно жить и работать в Кабардино-Балкарии. Хабас Куготов вместе с отцом и своей семьей уехали в Москву и работали там на стройке. Каждый раз, когда они приезжал в Нальчик, Куготов появлялся у нас, поддерживал с нами контакты.
В прошлом году у него родилась дочь, они приехали, чтобы провести традиционные обряды, связанные с рождением ребенка. Утром в масках явились сотрудники центра «Э» из Пятигорска и водворили его в изолятор в Нальчике.
Ему инкриминировалось, что он передал деньги на поддержку незаконных вооружённых формирований. Адвокат предоставил доказательство, что в то время, в которое по версии следствия парень передавал деньги боевикам, его на самом деле не могло быть в республике. Тогда следствие просто перенесло дату преступления на другое число.
Появились засекреченные свидетели, которые указывали, что деньги были переданы в сельской мечети. О том, что это за свидетели говорит такой факт: на вопрос адвоката одному из засекреченных свидетелей где находится мечеть он ответил, что не знает. Это дело продолжается уже почти год. Невооружённым глазом видно, что оно сфальсифицировано. За этим процессом следит вся республика и я уверен, что решение суда окажет огромное влияние на процессы профилактики религиозного радикализма, которые сейчас начались в республике.
