Республики Северного Кавказа продолжают занимать последние места в России по социально значимым показателям, что следует из официальных данных. Ситуация не меняется десятилетиями. В соседних южных регионах положение дел лучше, но ненамного. Сайт Кавказ.Реалии рассказывает о главных социально-экономических показателях и проблемах региона в 2025 году – и о том, чего ждать, если ситуация не изменится.
Одной из главных проблем Северного Кавказа остается бедность. Об этом свидетельствуют рейтинги Центра экономических исследований "РИА Рейтинг" государственной медиагруппы "Россия сегодня". Они основываются на данных Росстата, Единой межведомственной информационно-статистической системы, Центробанка и других федеральных ведомств. Отставание республик СКФО подтверждается как в итоговом рейтинге социально-экономического развития регионов России за 2025 год, так и в других сравнительных исследованиях – по уровню доходов, занятости, доступу к базовым услугам и качеству жизни в целом.
Согласно официальной статистике, хуже всего дела обстоят в Ингушетии. Там за чертой бедности живет четверть населения – это более 135 тысяч человек.
Четверть трудоспособных местных жителей – безработные. Среднее время поиска работы в республике составляет почти полгода, при этом медианная зарплата – всего 32 тысячи рублей (один из худших показателей в стране), а средний душевой доход еще меньше – около 26 тысяч (самый низкий). По уровню закредитованности Ингушетия тоже на первом месте в России – как и по доле просроченных задолженностей; по объему банковских вкладов республика, наоборот, на последнем месте, а вот за жилищно-коммунальные услуги здесь платят меньше всех.
Среднемесячные потребительские траты (то есть расходы людей на себя) в Ингушетии тоже ниже, чем где бы то ни было в России, – всего 11 с половиной тысяч рублей. Это неудивительно: согласно анализу официальной статистики, если вы живете в республике, вам повезло найти работу и у вас есть двое детей, после "минимальных жизненно необходимых затрат" вы уйдете в минус на 16 тысяч рублей.
Если в вашей семье работают двое взрослых и вы хотите взять ипотеку на квартиру, на первый взнос придется копить почти восемь лет – это при том, что размер взноса здесь самый низкий в России. В итоге ипотеку могут позволить себе менее семи процентов семьей в республике – и то при условии, что на платеж будет уходить большая часть их денег. Хотите купить квартиру на вторичном рынке? Вам повезло – в Ингушетии самые низкие цены на такое жилье, но двум взрослым с ребенком и двойным доходом все равно придется копить деньги более пяти лет, откладывая почти все. По доступности аренды жилья для семей Ингушетия тоже в конце списка.
А стоит ли себя выводить на уровень успешного региона, если и так перепадают деньги?
Хотите заработать самостоятельно? Шансы невелики: в малом и среднем бизнесе в Ингушетии заняты лишь около 11 процентов трудящихся – самый низкий показатель в России. Тогда, наверное, можно постараться найти работу с более высокой зарплатой? Тоже маловероятно: на тысячу работающих здесь приходится только 88 "высокопроизводительных" рабочих мест – то есть таких, где будут платить выше среднего. И это тоже один из худших показателей по стране.
В остальных регионах Северо-Кавказского федерального округа (СКФО) – в Чечне, Карачаево-Черкесии, Дагестане, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии и Ставропольском крае – показатели лучше, чем в Ингушетии, но незначительно. Относительно остальной России все субъекты округа остались в отстающих в рейтинге по материальному благополучию, который учитывает все вышеперечисленные параметры, они тоже занимают последние места.
Факторов роста, которые могли бы привести к изменению ситуации, не наблюдается: в 2025 году дефицит бюджетов северокавказских республик составил почти 40 миллиардов рублей, на 2026-й уже сейчас не хватает еще 13 с половиной миллиардов.
В Южном федеральном округе (ЮФО) статус наиболее благополучного, согласно официальной статистике, имеет Краснодарский край – у него 26 место из 85 (включая аннексированные Крым и Севастополь). За Кубанью идет Ростовская область – у нее 35 место. Куда ближе к показателям СКФО расположились Волгоградская (59 место) и Астраханская области (66 место), Адыгея (64 место) и Калмыкия (81 место).
Примечательно, что там, где ситуация тяжелее всего, – в Ингушетии, Чечне, Карачаево-Черкесии, Калмыкии, Дагестане, Кабардино-Балкарии и Северной Осетии (регионы перечислены от "худшего" к "лучшему" согласно рейтингу материального благополучия. – Прим.), – практически единственной сферой, где можно рассчитывать на доход выше среднего, является государственная служба. Тогда как, например, на Кубани это торговля, а в Ростовской области – обрабатывающие производства.
Наиболее заметное влияние на экономические и социальные показатели юга России и Северного Кавказа оказывает война против Украины. Промышленные предприятия и инфраструктура регулярно подвергаются атакам беспилотников; кроме того, в отношении нескольких компаний в Ростовской области и Краснодарском крае в 2025 году ввели новые международные санкции из-за военной агрессии Кремля. Вместе с этим продолжились поборы с бюджетников "на военные нужды".
Другим фактором ухудшения качества жизни людей стала кампания российских властей против трудовых мигрантов, которая активизировалась после теракта в "Крокусе". На юге страны наибольшее число ограничений для приезжих ввели в Краснодарском крае, Волгоградской и Ростовской областях. Неоднократно сообщалось о массовых рейдах – в том числе на объектах торговли, сельского хозяйства, строительных площадках и в сфере общепита – в Астраханской области.
На Кубани ситуацию дополнительно осложнил разлив мазута в Керченском проливе. По оценкам профильных аналитиков, закрытие пляжей Анапы лишило отдыха около трех миллионов туристов; количество бронирований туров на курорты Краснодарского края уменьшилось на 20-25 процентов. Работы по очистке окружающей среды от нефтепродуктов шли весь 2025 год и продолжаются до сих пор. Существенную помощь в уборке мазута оказали волонтеры, с которыми власти неоднократно конфликтовали.
Если бы федерализация в России была бы не на словах, а на деле, возможно, уровень развития был бы выше
Еще одной причиной роста социального напряжения в регионе стали фальсификации на прошедших осенью выборах. О масштабных нарушениях на Кубани открыто заявлял кандидат на пост руководителя края, местный депутат Александр Сафронов. Впрочем, это не помешало Вениамину Кондратьеву в третий раз вступить в должность губернатора. Также сообщалось о фальсификациях в Ростовской и Астраханской областях, но и там на официальные итоги голосования это не повлияло.
В национальных республиках своя "социальная специфика". В Ингушетии в 2025 году вновь напомнил о себе конфликт с Северной Осетией из-за Пригородного района. В Дагестане опасались национальных конфликтов из-за обострения российско-азербайджанских отношений; никуда не делись проблемы аварийных школ и коррупции, продолжились регулярные отключения водоснабжения и электричества, несколько раз за год сообщалось о массовых отравлениях, в том числе детей.
В Чечне, помимо сообщений о нарушениях прав человека и новых попытках властей регулировать частную жизнь, в течение всего года также постоянно отключали свет и воду. Об этом со ссылкой на местных жителей неоднократно рассказывали активисты движения NIYSO. Глава республики Рамзан Кадыров объяснил жалобы большим объемом строительства жилья: Грозный действительно один из лидеров по "вводу жилья", однако позволить себе покупку новой квартиры в ипотеку в Чечне могут позволить себе немногие – около восьми процентов семей.
Тихая деградация
Северный Кавказ действительно отстает по уровню благополучия от большинства регионов России, но одни лишь статистические показатели не отражают реальное положение дел, отмечает в разговоре с редакцией экономист Николай Кульбака.
"Там в значительной степени развита неформальная экономика, так называемый серый сектор: люди не платят налоги. Поэтому те доходы, которые показывают регионы Кавказа, не очень отражают действительность: скорее всего, ситуация чуть-чуть получше. По крайней мере, до последнего момента дома строились, люди от голода не мрут, машины покупаются. То есть все немножечко не так, как изображает официальная статистика. Эти же регионы, кстати говоря, если посмотреть на данные демографов, славятся приписками по численности населения, поскольку туда идет подушевое бюджетное финансирование. То есть, люди как могут крутятся в условиях, в которых они существуют", – указывает собеседник.
Экономическое отставание северокавказских регионов он объясняет географическим и социальным факторами, а также системой государственного управления.
"Давайте посмотрим реально, какие регионы более или менее хорошо развиваются. Если не брать столичную агломерацию, остаются крупные припортовые центры с активной логистикой, причем транзитной логистикой за рубеж. Либо центры с хорошей промышленностью и сельским хозяйством, либо центры, где есть какой-то очень мощный ресурсный компонент, сильное месторождение [природных ресурсов]. Все остальное в России в принципе находится в достаточно плачевном состоянии. Получается, что выигрывают в такой ситуации регионы, которые, например, находятся ближе к Москве. Просто за счет того, что есть маятниковая миграция, у людей есть возможность выезжать на заработки и кормить семьи", – говорит экономист.
На Северном Кавказе, продолжает он, логистики нет, с природными ресурсами не очень, местность для сельского хозяйства не самая удобная.
"Остается что? Остается фермерство, животноводство, малый бизнес. Все это, с одной стороны, не дает большого притока денег, а с другой стороны, эти регионы пока еще остаются регионами с высокой, сравнительно высокой – даже не только по российским меркам – рождаемостью. А это означает, что как только у вас начинает увеличиваться количество детей в семье, доходы на душу населения сильно падают. Это, к сожалению, общероссийская и общемировая логика. Потому что если в XVIII-XIX веках дети – это в том числе страховка на будущее, рабочие руки, то в условиях современного хозяйства это скорее экономическая обуза", – объясняет Кульбака.
Ситуация могла бы несколько улучшиться, если бы России сделала хорошую многополосную дорогу в сторону Грузии, отмечает собеседник. Но, по его словам, государство до последнего времени было не очень заинтересовано в сотрудничестве с закавказскими странами по ряду причин, а тот интерес, который появился сейчас – в связи с необходимостью торговли с Ираном, очень быстро может исчезнуть после окончания военных действий в Украине. Поэтому инвестиции не идут.
Когда нет образа будущего, люди легче радикализируются и проще находят "виноватых"
Сильное влияние также оказывают коррупция и клановость, признает Кульбака. И бороться с этими явлениями российское государство тоже не торопится. Наоборот, использует их как способ управления местными элитами для сохранения контроля.
Еще один заметный фактор влияния – логика построения российского бюджета: "Если ты дотационный регион, тебе помогают. Если ты становишься, скажем, успешным регионом, то тебя начинают доить, – указывает Кульбака. И вот тут сразу возникает вопрос: а стоит ли себя выводить на уровень успешного региона, если тебе и так перепадают деньги, чиновникам хватает? Достаточно просто объяснять федеральному центру, что есть объективные причины, по которым мы не можем вывести этот регион в успешные. Вот и идет такая игра. На самом деле, если бы у этих регионов было больше экономической самостоятельности, если бы федерализация в России была бы не на словах, а на деле, вполне возможно, что уровень развития там был бы выше. И если бы государство правильно вкладывало деньги в развитие инфраструктуры, тоже ситуация была бы другая. Но имеем то, что имеем".
В результате молодежь, скорее всего, будет пытаться уезжать из регионов Северного Кавказа – она и уезжает довольно активно, говорит экономист.
"Раньше молодые люди уезжали на Север, сейчас таких объемов и такого спроса уже нет. В последние годы ехали, например, в Подмосковье, в Ленинградскую область, потому что Москва и Петербург становятся уже дорогими. С другой стороны, рождаемость на Северном Кавказе и на юге все равно будет выше, чем в большинстве других регионов. И в ближайшие пять-десять лет там не будет сильной депопуляции. Плюс эти регионы сравнительно теплые и комфортные для жизни по сравнению с той же Сибирью. В итоге сложился тренд – он не очень заметный, но он есть, – переселения людей в более теплые места. Это означает, что Краснодарский край, Ставрополье и соседние регионы – там численность, скорее всего, будет либо расти, либо падать не так сильно. А это будет означать, что и соседним регионам, пусть даже не самым развитым, потихонечку будет оставаться чуть побольше. Но это на горизонте десятилетий. А так, пока не изменится вертикальная система организации власти в России, мало что изменится", – подытожил Кульбака.
Бедность нормализует нестабильность – когда все в любую минуту может сорваться, ожидание неблагополучия становится базовым, указывает российский социолог, согласившаяся на комментарий для редакции на условиях анонимности.
"Отсюда меньше доверия к долгосрочным проектам, например к вкладыванию ресурсов в образование, развитие, накопления, бизнес, повышается ценность "здесь и сейчас". Бедность порождает новые практики законности. Когда выясняется, что по правилам выжить нельзя, рождаются практики обхода этих правил. Например, подработки без оформления, разного рода "схемы", неформальные услуги. Меняется представление об успехе: им становится не рост, а "непадение", способность удержаться, "не скатиться". При этом практики выживания опираются на этику взаимопомощи и взаимозависимости. В ситуации, когда формальные институты не работают, выживание опирается на сети – на родню, соседей, знакомых. Это одновременно и укрепляет солидарность, и рождает обязательства и контроль ("ты нам должен"), усиливая долговую мораль. Это действительно похоже на устойчивую культурно-социальную адаптацию", – говорит собеседница.
Социальные протесты в этой ситуации маловероятны: люди выживают и боятся потерять тот минимум, который им доступен на данный момент, объясняет социолог. Кроме того, в репрессивных государствах люди боятся выходить на протесты не только из соображений личной безопасности, но и опасаясь негативных последствий для семьи и своих близких. Это мощный сдерживающий фактор.
Место массовых протестов занимают локальные "микроконфликты": жалобы, доносы, обращения
"Еще один важный фактор – отсутствие примеров победы над системой. Люди видят, что митинги ничего не меняют. В современной России протесты, по мнению моих респондентов, бесполезны: армия силовиков огромна, нет возможности консолидироваться. Можно пытаться митинговать, но это не приведет ни к чему, кроме тяжелых личных последствий. Они видят, что, например, [политика Алексея] Навального, такого знаменитого, никто не вытащил из тюрьмы. А если публичный человек, у которого есть мощный социальный капитал, умер в заключении, что будет с ними, с простыми людьми?" – продолжает собеседница.
Среди других факторов, снижающих протестный потенциал, она называет отъезд активной оппозиции после начала полномасштабной войны в Украине, аресты активистов, оставшихся в стране, а также зависимость людей от государства.
"Число зависящих от выплат из бюджета россиян составило более 60 миллионов человек в 2021 году, или 42% населения страны. После участия в митингах и увольнений по их следам они с высокой вероятностью останутся без работы, без возможности ее найти, поскольку негосударственный сектор почти полностью уничтожен, а оставшиеся условно независимые пространства, как правило, косвенно все равно зависят от государственного бюджета. Место массовых протестов занимают локальные "микроконфликты": жалобы, доносы, обращения, попытки "договориться", поиск покровителей, "решения через связи", – указывает социолог.
Миграция молодежи из отстающих регионов делает бедность там хронической, поскольку чаще уезжают люди с предпринимательским потенциалом – те, кто мог бы создавать новые практики, бизнес, инициативы, менять институты. Миграция становится не временной стратегией роста, а структурным отбором: уезжают "двигатели", в итоге система усиливается и закрепляется, объясняет собеседница.
"Отсутствие видения будущего – это не только про "плохое настроение". Ключевые риски здесь связаны, например, с демографической ямой: меньше рождений, больше отъезда молодых, старение населения. В итоге нагрузка на социальную сферу растет, а ресурсов становится меньше. Хронический стресс и бедность повышают риски алкоголизации, наркотизации, депрессии, увеличивают долю смертности среди трудоспособного населения. Когда нет образа будущего, люди легче принимают простые ответы, легче радикализируются и проще находят "виноватых", поддерживают силовые решения и/или популизм. Все это может вести как к тихой деградации, депопуляции, криминализации, так и к всплескам нестабильности при резких внешних шоках", – заключила социолог.
- В Чечне вновь усиливаются меры по изъятию земельных участков, использование которых, по мнению властей, нарушает законы. Решение, принятое Советом безопасности республики, вызывает опасения у правозащитников и экспертов, которые предупреждают о возможности произвола. Что стоит за новыми инициативами и как это отражается на жизни людей, разбирался сайт Кавказ.Реалии.
- В России выросли цены на алкогольные напитки. Это следствие политики властей на федеральном уровне и в отдельных регионах. Губернаторы и главы республик на свое усмотрение лоббируют ограничения на продажу спиртного, а пошлины и налоги увеличиваются.
