Жительница Краснодара Ксения Абрамова несколько месяцев добивается возвращения своего мобилизованного супруга с передовой. Десятки обращений в различные инстанции, суды и одиночный пикет перед администрацией – все это помогло вернуть Алексея в пункт постоянной дислокации части для повторного медицинского обследования. Но военные врачи не спешат комиссовать мобилизованного.
У Абрамова многочисленные травмы позвоночника – крупные грыжи, смещения позвонков, протрузии (патологические процессы в межпозвоночных дисках). Из-за них он не может поднимать тяжести и носить бронежилет. При этом в военкомате Краснодарского края заявили, что болезнь Абрамова не препятствует военной службе.
О своей борьбе за мужа, отношении власти к семьям мобилизованных и "интернет-троллях" Ксения Абрамова рассказала Кавказ.Реалии.
– Где сейчас находится ваш муж?
– Он все еще в своей части в Буйнакске (Дагестан. – Прим. ред.). 27 января ему попытались поставить категорию Б-3 – незначительные нарушения функций органов – и отправить обратно в зону СВО (так в России официально называют войну в Украине, использование слова "война" влечет административную и уголовную ответственность. – Прим. ред.). Причем делали это поспешно, чтобы успеть с очередной партией военных. При этой категории его бы направили не в артиллерийский расчет, а в пехоту, где с подобным состоянием здоровья шансов выжить практически нет.
При любом обращении в госструктуры тебе внаглую дают понять, что разбираться в проблеме никто не собирается
Супруг возмутился, заявил, что подаст документы на независимую медицинскую экспертизу и в суд. В итоге врачи определили его в госпиталь. Высока вероятность, что там проколют легкое обезболивающее и выпишут с "улучшением здоровья". Мы же надеемся, что в госпитале проведут полноценную военно-врачебную комиссию, как давно должны были сделать, и направят на операцию. Но и в этом случае медики говорят о больших рисках, операция может резко ухудшить состояние здоровья, лишив подвижности.
– Вы говорили, что возвращения с передовой помог добиться, в том числе, следователь военного следственного управления. Как в целом органы власти относились к вашей ситуации?
– Вникать в ситуацию не стало ни одно ведомство. Например, несколько месяцев назад направила обращение омбудсмену Татьяне Москальковой, а ответ пришел только в январе. На днях получила письма из прокуратуры, которые абсолютно идентичны предыдущим ответам, хотя и просила на этот раз о других вещах.
Складывается впечатление, что у ведомств есть заготовленные шаблоны, в которые только вставляют фамилии, не вникая, с каким вопросом обращается заявитель. Единственные, кто отнесся по-человечески, оказались сотрудники военного следственного управления. Все остальные в лучшем случае посылали в другие ведомства, в худшем – начинали откровенно хамить и издеваться.
– На юге России крайне мало примеров, когда жены в одиночку борются за возвращение болеющего мобилизованного и добиваются результатов. Почему молчат остальные?
– Факторов несколько. Например, многие жены не оформили генеральную доверенность на представление интересов мужей. Нам повезло, сообразила сделать это буквально за день до его отправки. Благодаря этому могу судиться, задавать от имени мужа вопросы ведомствам.
Практически при любом обращении в госструктуры тебе внаглую дают понять, что разбираться в проблеме никто не собирается, даже если творится беспредел. Это многих выматывает, последняя надежда хоть что-то изменить улетучивается с каждой отпиской.
Еще один момент: после направления жалоб некоторым звонят неизвестные, в грубой форме требуя прекратить "рыпаться". В противном случае угрожают, что муж домой не вернется. Кто звонит – Минобороны или кто-то другой – не знаю, но об этом жаловались родные других мобилизованных.
Наконец, многие боятся публичности. Когда вышли первые статьи об Алексее, искренне читала комментарии под ними и удивлялась, почему люди так обозленно реагируют? Они, наверное, не понимают, что я и другие жены добиваемся возвращения с фронта больных людей, а больной солдат пользы родине не принесет.
– Продолжаете читать комментарии?
– Нет, перестала делать это, потому что и так тяжело, а тут анонимные пользователи начинают добивать своим осуждением. Их не волнует правда и аргументы. Даже удалила аккаунт в инстаграм, в этой соцсети было много публикаций и оказалось легко меня найти. Чаще всего возмущенные люди писали, что грыжи есть у 90% людей, и почему мой муж "прячется за юбкой". Мне в какой-то момент стало смешно от понимания, что "ура-патриоты" самоутверждаются, делая кому-то плохо.
– Был момент, когда опустились руки и уже не хотелось бороться?
– И не раз. Такое состояние могло длиться неделю. Потом возвращалось осознание, что, если, не дай Бог, что-то с Лешей случится, буду всю жизнь винить себя. Очень помогла поддержка друга семьи, профессионального военного, который с первых дней находится на передовой. Он сразу сказал: делай что хочешь, но Алексея нужно вернуть. С его спиной тут делать нечего.
Когда Путин сказал, что ошибки в ходе мобилизации исправляются, у меня начался истерический смех
Важной оказалась поддержка [краснодарского] адвоката Михаила Беньяша, со многими написавшими про нас журналистами уже общаемся как друзья. Наверное, эту историю они чувствуют даже острее, чем многие старые знакомые. Потому что журналисты и правозащитники знакомы с десятками таких историй, они знают, в каком кошмаре живут родные незаконно мобилизованных.
– Сможет ли внимание высокого начальства помочь вернуть вашего мужа домой?
– Больше чем уверена, что это поможет. Потому что сейчас руководство военного госпиталя, военная прокуратура ведут себя так, как будто уверены в своей полной безнаказанности. Люди понимают, что любые жалобы бесполезны.
Такая ситуация не только в Краснодарском крае – она по всей стране. Когда президент Путин сказал, что ошибки в ходе проведения мобилизации исправляются, у меня начался истерический смех. Они не только не исправляются, но власти делают все, чтобы осложнить борьбу за свои права, прячут свои "косяки". Наш пример: Алексей через день обращался за обезболивающими уколами в санчасть, но все рапорты "исчезли", а прокуратура пишет, что ни одного обращения не было.
– Горячие линии для мобилизованных и их семей. Насколько это работающий инструмент?
– Реальной помощи от них не было никакой. В первый месяц вообще было нереально дозвониться никуда. Единственное, что мне говорили операторы: вы можете обратиться в прокуратуру или суд. Смысл этих горячих линий, если они дают информацию, которую ты и так можешь нагуглить?
– Уже несколько месяцев, как Алексей мобилизован. Вы получили положенные выплаты?
– С зарплатой нам реально повезло. Командир части в первые же дни честно предупредил ребят, что зарплата может не приходить. Но в итоге она все же приходила. Половина этих денег уходит на покупку амуниции и всего необходимого – от еды до термобелья и теплой одежды. Без них в чистом поле замерзнешь насмерть. На местах нет даже медикаментов, их покупали сами.
Еду ребята покупали сами в соседних населенных пунктах, потому что нормальные желудки плохо переносят постоянные сухие пайки. Покупали тенты для утепления военной машины, масло, детали и другие расходники.
Гуманитарная помощь до артиллерийского расчета, где служил Алексей, за четыре месяца дошла один раз. Я с родными других военнослужащих пытались найти какие-то каналы, чтобы самим передать посылки, но сделать это удалось с огромным трудом.
– У вас растет двухлетний сын. Как он реагирует на расставание с отцом?
– Обычно он говорил просто словами, первым предложением стало "папа где?". Этот вопрос он задает каждый вечер, когда укладывается спать.
***
Как сообщала редакция Кавказ.Реалии, в суды регионов Юга России и Северного Кавказа поступили десятки административных исков об оспаривании решений военкоматов по мобилизации местных жителей, которых в силу разных причин не должны были призывать.
- Двое мобилизованных из Ростовской области оставили пункт временной дислокации на территории Донбасса, чтобы вернуться в часть, к которой они приписаны. Их задержали пограничники, передав в военную полицию самопровозглашенной "ДНР". Всего с весны 2022 года в гарнизонные суды регионов Северного Кавказа поступили около 100 уголовных дел о самовольном оставлении части военнослужащими.
- Житель Волгограда Дмитрий Солодков безрезультатно пытается оспорить в судах свою мобилизацию и направление на фронт, ссылаясь на заболевания и работу на металлургическом заводе "Корпорация Красный Октябрь". Поскольку это предприятие относится к военно-промышленному комплексу, Солодкову положена "бронь".
- Суд в городе Дагестанские Огни отказал Эльмире Курбановой в отмене решения о мобилизации ее мужа, который является многодетным отцом. В военкомате заявили, что оснований для освобождения ее супруга от призыва нет.
Форум