Минное поле, 30-е годы, страх перед полицией и родственниками. Так наша героиня ощущает себя в родном городе. Ей приходится скрывать, что она атеистка – говорить об этом опасно.
"Кавказ.Реалии" продолжает публикацию проекта журналистки Екатерины Нерозниковой "(Не)безопасный город". Его герои – грозненские неформалы, стильные современные ребята со своим мнением и взглядом на жизнь. Здесь их называют просто "нефоры". Быть нефором плохо, осуждаемо и ненормально, за это можно быть избитым, попасть в РОВД, потерять работу, стать изгоем в семье и получить клеймо позора нации.
Моя третья героиня – одна из самых смелых девчонок, которых мне довелось встретить в Чечне. От нее будто идет энергия – в ее смехе, жестах и голосе чувствуется море жизни. Она все время говорит, что надо не сдаваться, надо делать, не бояться! С ее лица никогда не сходит улыбка. Она – самая храбрая из всех моих собеседников.
Но и у нее есть страхи. Слово "атеизм" она произносит шепотом, хотя знает, что нас никто не слышит. Она говорит мне – ты не представляешь, как это опасно, Катя. Мы очень боимся. Они могут нас убить, понимаешь?
Меня относят к неформалам, почему – я не знаю. Я люблю общаться, люблю свободный крой в одежде, кроссы удобные. В первый день, когда я пришла в них на работу, мне сказали, что я фрик. Я просто не вписываюсь в их цветовую гамму. Но я ничем не выделяюсь! У них какой-то радар есть. Они понимают, что я – не их человек. Тут четко разделяют на своих и чужих, есть понимание, каким должен быть правильный чеченец или чеченка.
По чеченским стандартам нормальный чувак в пятницу ходит на рузб, постится и обязательно спортом занимается, иначе в нем маскулинности мало. Он должен быть г1иллакх долш. Это типа соответствующий правилам чеченского этикета – когда платишь за других в кафе, подвозишь на машине, если даже тебе это неудобно. Еще он считает, что долг мужчины оберегать женщин, потому что они существа слабые физически. По сути, его кругозор очень узок, он способен воспринимать жизнь только в черном и белом цвете, и одевается он так же. Яркие цвета не признаются, красный – это девчачий цвет.
Есть у нас один образцовый чеченец на работе. Правда, он бабник, но это считается наоборот хорошо, у него типа гормонов много, он больше мужчина, чем другие. Людей интеллектуальных он за мужиков не считает. Он считает, что брутальность надо проявлять в любой ситуации. Он мне говорил, что сильную женщину в жены бы не хотел, потому что такая может нагрубить. Ему нравятся беззащитные существа, которых весь мир может использовать. Чтобы была не личность, а приложение к мужчине. Образ такой девушки считается у нас самым правильным. Юбка ниже колена, причем неважно, какая юбка. И они так ходят – носят жутко облегающие юбки, аж трусы видно, зато длинные. На них платок, но куча косметики и шуба без рукавов, каблуки зимой. Но осуждают не их, а меня, потому что я любитель удобства в одежде и ношу кроссовки и свободные кофты.
Ты ходишь тут как по минному полю – все время надо думать, что кому сказать, кто как отреагирует.
Сам же понимаешь, что ты врешь, но пытаешься вписаться в общую картину, чтобы тебя не осудили. Это история всей моей жизни, с 4 класса – чтобы меня приняли и я не была белой вороной. Так и не получилось у меня. И я не понимаю иногда – зачем я это делаю дальше? Они меня все равно не принимают. Как бы я ни пыталась, как бы ни лицемерила. Наверное, я по привычке делаю это. Еще думаю о родителях. У нас же коллективная ответственность и люди могут плохо начать говорить о моих родителях.
Чеченец – это большая ответственность, которая на нас накладывается от рождения. Мы же считаем себя исключительным народом. У нас евреев и армян не любят потому, что они много сделали для мира, а мы нет, у нас только гонор.
Куда бы ты ни уехал, ты чувствуешь на себе ответственность за образ чеченца.
Если образ подведешь, то можешь навредить своей семье, где бы ты ни жил – в Австралии, на Марсе. Мы везде будем чувствовать, что чеченцы придут и точно отмутузят нас. У нас даже есть такой позорный столб, называется Карфаген. Там люди развлекаются, выкладывают фотки тех, кто типа позорит чеченцев (девушек в основном).
Родственные связи у нас очень широкие. Есть целое поле родственников, и неважно, насколько они близкие – все они имеют право приходить и говорить, как тебе выглядеть и жить. И надо подчиняться. Со стороны родственников может быть физическое и эмоциональное насилие. Могут заставить носить то, что им нравится, а в противном случае не выпускать из дома. Могут избить, но все-таки эмоциональное давление обычно сильнее. Это обидно, но я не могу злиться на них. Надо быть очень эгоистичным, чтобы сказать – я буду делать, что хочу, и не думать о мнении родителей. Чувство вины и долга перед родителями у нас очень велико.
Неформалы у нас когда-то делились – сначала были эмочки, готы, теперь уже всех неформалами зовут. Я знаю готку, она была прям ярой фанаткой "Токио хотел", как парень одевалась, браслеты носила – это в 2007 году было, а тогда могли реально побить! Сейчас она в хиджабе, живет с мужем, сильная мусульманка. Еще была девочка-эмо – тоже надела хиджаб и стала ну очень верующей. По-моему, эти люди просто в другую крайность ушли.
Дело же не просто в одежде. Они понимают, что у меня другое видение мира. Ты хочешь чего-то интереснее и больше, чем просто замуж, построить дом и купить машину.
Я, например феминистка и атеистка. Это надо сильно скрывать, это почти как сказать - я террорист или я гей.
Я пришла к атеизму сама, никто меня не убеждал, и это было очень тяжело. Тяжелее, наверное, чем признаться, что ты гей. Ты будто отторгаешь то, что дано природой. Меня мучают постоянные сомнения – будто я предаю родителей, бабушек и дедушек, а я одна такая, я ужасный человек. Но когда я пришла к этому, я стала узнавать, что нас на самом деле немало. Нас с каждым годом больше, среди молодежи много атеистов.
Присутствует страх серьезный, вполне обоснованный. В начале осени одного моего друга забрала полиция. Мы постоянно с ним говорили, что даже находясь дома, мы не чувствуем себя в безопасности. Ты не знаешь, чего ожидать – что к тебе сейчас ворвутся и заберут, или еще есть несколько дней пожить спокойно. Это постоянный страх, ощущение себя не в безопасности. Знаешь, такие 30-е годы, и типа нквдшники ходят по улице. Написать об этом, рассказать мы не можем, в этом плане русским тут проще работать. Если бы чеченка, которая работает где-то в России, приехала бы сюда и написала бы об этой проблеме, у нее самой были бы потом проблемы.
Я общалась с парнем из Армении, он мне рассказывал, что у них еще в начале века ходить девушке в брюках было позорно. А сейчас у них девушки и в брюках ходят, и в кофтах с коротким рукавом. Это мне дает надежду на то, что и у нас когда-то все изменится, что люди поймут – это не плохо, не позорно.
Уехать и начать жить самостоятельно, как тебе хочется, сложно даже парням – родственники хотят, чтобы парень сначала женился, а потом уехал. Девушку одну вряд ли отпустят – не потому, что ей не доверяют, а потому, что общество будет косо смотреть. Ну, так говорит мне мама.
Я громко разговариваю, смеюсь. И мне часто говорят – мол, потише надо.
Девушке не положено громко говорить, это значит, что с ней не то что-то.
А вот взрослым теткам можно, у них права такие же, как у мужиков. Но для того, чтобы эти права получить, надо родить детей много, стать старой и страшной.
Ногти, волосы – за всем надо следить, все должно быть по правилам. Девушек осуждают за длинные ногти, например, хотя они их и носят, и их примут лучше, чем меня. Я это не могу объяснить! Я не одеваюсь вульгарно, но я ниже в рейтинге благочестия по чеченским канонам, чем девушка в юбке в обтяжку с длинными ногтями. Она в приоритете, потому что у нее представления о мире более консервативные. Они близки по духу истинным чеченцам – ну, там, что главное брак. А я вот с 16 лет говорю, что брак у нас просто для того, чтобы узаконить секс.
Меня часто спрашивают, жила ли я в России. Обычно так говорят – ты не чеченка или не жила тут? Когда говорю, что чеченка и жила всегда, очень удивляются. Это ужасно раздражает. Некоторые мои знакомые удивляются, когда я начинаю говорить на чеченском. Часто при мне парни начинают говорить – нохчи яцъ? – и мне очень смешно становится.
Один парень мне сказал, что я тот тип девушек, на которых никогда не женятся – я слишком самодостаточная и стремлюсь к независимости. Очень больно было от этих слов, больно понимать, что я не такая, как все остальные чеченки. То есть одно дело, когда ты сама так решила, а другое, когда кто-то за тебя решил.
Меня спасает только мысль о том, что это временно. Если думать, что так всегда будет, то можно с ума сойти. Я бы вообще-то хотела, чтобы все эти долбанутые уехали отсюда, а мы остались тут, в своем городе, но это невозможно. Можно только уехать самой. Я жутко хочу, чтобы что-то изменилось, но пока к этому нет никаких предпосылок. Многие люди очень боятся, что вернутся 90-е, их пугают войной, и они согласны терпеть любые притеснения.
