Это интервью можно прочитать и на чеченском языке
Почему чеченцам запрещали селиться в Грозном, как на развитие города повлиял нефтяной бум и в каких условиях здесь жили американцы? Эти и другие вопросы ведущий подкаста "Хроника Кавказа" Майрбек Вачагаев обсуждает с Вальтером Шперлингом, исследователем истории столицы Чечни.
Справка: крепость Грозная была построена на землях чеченских сел на берегу реки Сунжа в 1818 году генералом Алексеем Ермоловым, она закрепила присутствие России в этой части Северного Кавказа. В 1869 году крепость была преобразована в город. В конце XIX века с развитием нефтяной промышленности Грозный начал стремительно расти и в советский период стал одним из самых промышленно развитых городов региона; в постсоветский период город больше стал известен миру из-за того, что дважды был разрушен во время военных действий России в Чечне.
– Уважаемый Вальтер, почему вы занялись исследованием истории столицы Чечни?
– В своей книге я исследовал вопрос, который на самом деле остается для меня не полностью раскрытым, а именно: чем был Советский Союз, некогда крупнейшее многонациональное государство на нашей планете? И как современника и как историка меня не устраивают ответы, которые кажутся очевидными.
Выросший в Караганде, в бывшем городе ГУЛАГа, в семье немецких колонистов, депортированных сталинским режимом, я знаю, что ни одна из интерпретаций не в состоянии отобразить ту сложную реальность, в которой я начал свою осознанную жизнь. Я одновременно любил русскую литературу и ненавидел учительницу русского языка, яркую шовинистку. Я обожал советские повести о Великой Отечественной войне, лейтенантскую прозу, осознавая, что моих родственников депортировали как потенциальных предателей советской родины еще в 1941 году. Над казахами я, как и мои одноклассники, регулярно подшучивал. Однако я с удовольствием ходил на концерты казахских бардов, так трогательно певших о страданиях своей нации.
Караганда – один из моих "мостов" к Грозному. Мои бабушка и дедушка в 1940–50-е годы жили практически по соседству с депортированными чеченцами и ингушами. Даже в 1980-е годы в нашем городе проживало довольно много выходцев с Северного Кавказа. Когда в 1994 году развязался военный конфликт в Чечне, это было для меня не просто новостью. Я сидел перед телевизором в теплой квартире в Западной Германии и готовился к экзаменам, а в это время российская армия бомбила город, который мало чем отличался от моего города детства – от Караганды.
Когда в 1999 году началась вторая война в Чечне, я курировал в своем университете приезд ученых из России. Когда я спросил одного из них о вновь начавшемся вооруженном конфликте, он отмахнулся от меня и сказал: "Вальтер, там всегда война!" Подобные фразы и образы остались в моей памяти, поэтому Грозный стал для меня местом, о котором я захотел узнать больше.
Я решил, что Грозный и Кавказ так или иначе будут фигурировать в моих дальнейших исследованиях. Однако я не планировал, что результатом этих исследований станет именно книга о столице Чечни. В каком-то смысле идея этой книги появилась сама собой.
– Каким был Грозный до XX века?
– Это был город Российской империи. В нем проживали русские, украинцы, армяне, татары, таты, поляки и даже немцы. Но, конечно, и северокавказцы, в первую очередь чеченцы. Такой типичный разноцветный город на окраине империи.
Как и Владикавказ, Грозный был не только многонациональным, но и мультирелигиозным. В нем действовали несколько мечетей, синагог, ряд церквей разных конфессий.
Однако самым большим храмом города был православный собор Николая Чудотворца, построенный и освященный в 1902 году, и который гордо возвышался над панорамой поселения. Пятиглавый, с колокольней и башней, он был построен в так называемом русско-византийском стиле. Мне кажется, этот собор можно рассматривать как метафору, как символ русского монархизма в Грозном, оплот консервативной и даже реакционной триады "православие, самодержавие, народность".
На дворе была эпоха Николая II. До 1901 года чеченцам и всем горцам запрещали селиться в черте города – за исключением офицеров, чиновников, служащих, купцов всех трех гильдий, и, кстати, учеников. Этот запрет действовал не только в Грозном. Он распространялся на всю Терскую область. Он был введен в 1893 году, то есть действовал лишь несколько лет и был связан с реакционными взглядами наместников из казачьего населения.
В Терской области и в Грозном этот запрет был снят в 1901 году, что в какой-то мере совпадает с открытием нефтяных залежей. С тех пор число чеченцев в городе возрастает. Не быстро, однако непрерывно.
В 1915 году в Грозном постоянно проживают всего три тысячи мусульман. В то время как в городе в целом живут 47 тысяч человек. Для сравнения: во Владикавказе – это столица Терской области – доля горцев (осетин, ингушей) была в три раза выше. Однако не стоит забывать, что основная доля населения – это русские и украинские крестьяне – приезжала в Грозный на заработки. Они работали в нефтяной грязи, жили в землянках. Даже несмотря на свое малоземелье, такой рабский труд – 12–14 часов в день, шесть дней в неделю – не особо манил горцев в Грозный.
– В начале XX века чеченцы селятся в Грозном на правом берегу реки Сунжи, в своей книге вы пишете, что они занимались торговлей...
– Да, большинство чеченцев селится на правом берегу реки Сунжи. В то время как крепость, станица и старый город находятся на левом берегу. Обе части города соединены деревянными мостами, а с 1914 года даже бетонно-каменным мостом.
Накануне Первой мировой войны более половины домов правобережной части города принадлежит чеченцам. Они занимаются торговлей, в том числе на базарной площади, которая находилась в этой части города. Торговля ведется и в лавках, а также в магазинах, расположенных вдоль Дворянской улицы. У этих магазинов громкие названия "Рекорд" или "Бон Марше" (последнее – название известного по сей день парижского магазина. – Прим. авт.). Но их нельзя сравнивать с универмагами, которым они подражали.
В правобережной части города заселялась чеченская знать, например, тот же генерал Арцу Чермоев (офицер российской армии, воевал против горцев. – Прим.) и его наследники – служилые люди, наделенные в свое время угодьями императором. С конца XIX века они вкладываются в торговлю – и в розничную, и в оптовую, а чуть позже в предпринимательство. Запрет селиться не мешал им развивать свой бизнес, так как они были записаны в купеческие гильдии, членов которых запрет не касался.
Несмотря на многолетнюю войну с империей, невзирая на безмерную кровь, пролитую на своей земле, постепенно чеченцы стали занимать важное место в разных сферах города. Они строили дома, открывали магазины, основывали товарищества на паях, вкладывали деньги в разные сферы экономики, в том числе и в нефтяной бизнес, где им, разумеется, было трудно конкурировать с крупными акционерными обществами. Отчасти всем этим занимались чеченцы, которые были проводниками империи в регионе. Однако город, его рынок, возможность вести собственные дела – все это притягивало и других жителей региона в Грозный.
Меня больше всего интересует адаптация некоего городского стиля, то есть его приобщение к элементам российской и европейской культуры. И в форме ведения бизнеса, и на поведенческом уровне, например, в стиле одежды. Другими словами, меня интересует, как чеченцы выходят на сцену глобального мира, как они начинают осознавать себя его частью и участвовать в его построении.
– Вы пишете о депрессивных настроениях в Грозном в начале XX века, что было причиной?
– Причиной депрессивной атмосферы стоит назвать мировой кризис 1900–1903 годов. Он коснулся и Грозного, который стремительно развивался с середины 1890-х. За кризисом последовала депрессия, вернее стагнация, то есть сдержанное развитие.
Нефтедобыча набирает обороты лишь в 1907 году и делает очередной скачок с 1912 года. Открываются залежи южнее Грозного, добыча продолжает увеличиваться во время Первой мировой войны до 110 миллионов пудов в 1917 году. В развитии грозненской нефтедобычи серьезное участие принимали зарубежные инвесторы. Это известный факт, хорошо описанный в советской историографии, обсуждаемый и современниками, которые пытались бороться с иностранным засильем в своих собственных корыстных целях.
Одно из самых знаменитых и доходных предприятий в Грозном – "Товарищество Ахвердова", которое было основано владикавказским адвокатом, но позднее перешло в бельгийские руки и превратилось в акционерное общество. Стоит упомянуть также компании "Шпис" и "Северокавказское общество". Всего в 1905 году из 14 наиболее крупных фирм 10 принадлежали иностранцам, половина из них – англичанам, французам, бельгийцам и немцам.
Во втором десятилетии XX века к ним примыкают и чеченские предприниматели, такие как Тапа Чермоев. Во время "нефтяной горячки" скважины стремительно начинают бурить все. Однако чеченцы играют в развитии нефтяного бизнеса второстепенную роль. Так как иностранные и смешанные акционерные общества укрепляются, создают монополии, жестко контролируют конкуренцию, политику цен для создания инфраструктуры.
Иосиф Ахвердов строит нефтепровод в Петровский порт (ныне город Махачкала. – Прим.). Как и в Баку, синдикаты доминируют на рынке нефтяной промышленности. Однако самый большой синдикат возникнет после революции 1917 года и победы большевиков в Гражданской войне. Он будет называться "Грознефть", и местное население будет играть в его руководстве еще меньшую роль.
Я не историк экономики, и меня не интересовало точное определение местного капитала в Чечне. Тем более что статистика Российской империи этого никак не отражает. Скорее, я пытался понять, что означал для города бурный рост нефтяной промышленности. И можно сказать, что это были возможности, которым воспользовалось и чеченское население.
Помимо возможностей, этот стремительный рост (гораздо более стремительный, чем в Баку) привел к серьезным конфликтам. В течение короткого времени город заполнился рабочими и крестьянами из южных губерний, недовольство которых могло быстро вылиться в противостояние с чеченцами и другими горцами.
– Да, вы пишете о погромах в Грозном – это были бунты с социальным контекстом или они носили национальный характер?
– Когда мы, историки, говорим о погромах в поздней Российской империи, мы имеем в виду насилие над еврейским населением – это происходило в Киеве, Кишиневе, Екатеринославе. Но в 1905 году во время первой русской революции, особенно во время всеобщей забастовки в октябре 1905 года, во многих уголках империи были вспышки насилия, которые имели характер погромов.
Один из таких погромов произошел на правобережной части Грозного, где проживало большинство чеченцев. По сравнению с насилием против еврейского населения в Одессе или против армян в Баку грозненский погром был не самым громким и не самым жестоким. Тем не менее погибло около 25 чеченцев.
В качестве причин можно назвать национальную ненависть и социальную составляющую. Чеченцы и другие горцы не пользовались "популярностью" среди казачьего населения. Они были мусульманами, не говорили на русском, десятилетиями воевали против русской армии... Русская литература не только прославляла чеченцев как благородных дикарей, но и изображала злодеями:
"По камням струится Терек,
Плещет мутный вал;
Злой чечен ползет на берег,
Точит свой кинжал;
Но отец твой старый воин,
Закален в бою:
Спи, малютка, будь спокоен,
Баюшки-баю..."
(Отрывок из "Казачьей колыбельной песни" Михаила Лермонтова, 1838 год. – Прим. ред.)
В то же время нападению подверглись чеченские купцы, которые в глазах нищих обладали богатством. Их магазины были разграблены – подобно тому, как помещичьи усадьбы и зернохранилища страдали от нападения во время революции.
Вероятно, закипанию страстей способствовала революция 1905 года – как радикальная и чрезвычайная ситуация. И забастовка, в результате которой солдаты оказались в Грозном. Считается, что это они спровоцировали ссору с чеченскими торговцами.
Поденщики и сезонные рабочие остались без заработков, они были свободны для "развлечений". Ведь как мы знаем из исследований феномена погромов, даже зрители принимают в них активное участие своими комментариями, возгласами, подбадривающими криками. А на базарной площади в Грозном собралось до пяти тысяч человек, чтобы понаблюдать за происходящим, а, может, и поучаствовать.
То есть в контексте революции 1905 года погром был вполне ожидаем. Что меня удивило в источниках, и на что я хочу обратить внимание: пострадавшая чеченская община была принята с сочувствием после подобных погромов, которые случились и в 1917 году, – тогда купцы собирали деньги для семей погибших.
– В происходило переустройство нефтяной промышленности в Грозном с приходом советской власти?
– После Гражданской войны нефтедобыча в Баку и Грозном сошла на нет. Нефтяные вышки на Новых промыслах (район на окраине Грозного. – Прим. ред.) были подожжены чеченцами в конце 1917 года и горели несколько лет. Город находился в состоянии войны: жители воевали то с чеченцами, то с белыми, казаками и Красной армией. От нефтеперерабатывающих заводов мало что осталось.
Импортировать технологии было дешевле, чем пытаться их запустить на своем оборудовании с нуля. Это было связано с отсталостью Российской империи в этой сфере по сравнению с другими странами. Большевики унаследовали эту отсталость. Помимо этого, было разрушено много того, что уже существовало в ходе Гражданской войны.
Нефть нужно было продать как можно быстрее, чтоб за вырученные деньги купить и ввести из-за границы технику и другие товары вплоть до одежды и сапог, – СССР был не в состоянии все это быстро произвести. Поэтому "Грознефть", как и "Азнефть" в Баку, обратила взор за границу: в США компания закупала станки, насосы и электродвигатели, а позже наняла инженерные фирмы, чтобы те спроектировали газо- и нефтеперерабатывающие установки или хотя бы отдельные элементы, которые были опробованы в Штатах.
В нефтяной промышленности, как и в других отраслях, в 1920–30-х годах имела место массовая передача технологий из передовых капиталистических стран в СССР. Этому способствовал мировой экономический кризис 1929 года. Без ноу-хау, полученных из-за рубежа, индустриализация при Сталине была бы невозможна. Но эти технологии были не только скопированы, но и адаптированы, получили дальнейшее развитие. Поэтому вклад советских конструкторов и инженеров не стоит преуменьшать.
В истории советского Грозного был некий "американский момент". В центре города на улице Мира был даже построен отдельный многоэтажный дом с квартирами для иностранных специалистов и их семей. Находился он недалеко от офиса "Грознефти", жители города прозвали этот дом "Пентагоном". В квартале от него на проспекте Революции проживала партийная элита. Правда, в период сталинского террора население Грозного практически не общалось с иностранцами. Страх был повсеместным, о чем повествует отчет одного из американских инженеров Джона Беррела, который описывает атмосферу в городе в 1930-х годах.
Как бы то ни было, трансфер технологий заложил основы нефтяной промышленности Грозного, которая была восстановлена после [Великой Отечественной] войны и составляла экономическую основу города вплоть до 1990-х годов.
– Как выглядел Грозный в период сталинской депортации?
– После депортации чеченцев и ингушей 23 февраля 1944 года Грозный стал городом без представителей этих народов. Он перестал быть столицей автономной советской республики, превратился в обычный индустриальный центр области. Культурные учреждения были распущены, дома и квартиры представителей титульных наций заселены новыми жителями. Села переименовали, а надгробные камни с кладбищ использовались для сооружения фундамента для домов и обустройства тротуаров.
Память о чеченцах и ингушах была стерта. Грозный представлялся как русский город в краю казаков. Хотя именно большевики в начале 1920-х годов депортировали тысячи казаков с Сунженской линии.
В Грозный и его окрестности после 1944 года устремились жители южных областей РСФСР. В том числе украинцы, потерявшие во время войны свои дома. В отличие от терских и сунженских казаков и их потомков они не были знакомы с чеченцами и ингушами, не имели никаких воспоминаний о людях, изгнанных со своей родины. Все, что о них было известно, – это шовинистские стереотипы.
В своих интервью я беседовал со многими детьми таких переселенцев. Несмотря на то что они сами были жертвами сталинизма, многие из них не ставили под сомнение клеймо режима по отношению к чеченцам и ингушам – клеймо "врагов народа". Как и среди возвращавшихся после 1957 года из Центральной Азии чеченцев не было понимания того, что многие из занявших их дома переселенцев тоже были жертвами режима.
В книге я описываю послевоенный период в Грозном, используя два термина, – идиллия и консерватизм. Под идиллией я подразумеваю, что город в это время становится красивым. Не целый город, а только центр, левобережные кварталы. То, что было начато в 1930-е годы, в этот период доводится до конца: строятся многоквартирные дома для партийной элиты, для специалистов, рабочих-передовиков. В основном это многоэтажные дома с неоклассическими фасадами, характерными для сталинской эпохи. Проложены бульвары, построены набережные вдоль Сунжи. Созданы или заново разбиты сады, парки с клумбами. К запаху сырой нефти, витающему над городом, прибавляется аромат пышных роз.
Таким образом, создается общественное пространство, которым начинают пользоваться люди. Жители прогуливаются по вечерам и в праздничные дни, они видят друг друга. Они живут в городе, построенном в человеческом масштабе, а не в масштабе столичной гигантомании. Здесь царит мелкобуржуазное счастье. Партийный истеблишмент заботится о том, чтобы оно оставалось таковым.
То же самое относится к рабочим кварталам на западе и юге города. В Грозном после нефтяного бума 1930-х годов, после Второй мировой войны люди стали обустраиваться в своем маленьком мирке. Не коммунизм определял их жизнь, а реализация их мелкобуржуазного счастья. Они тосковали по идиллии и находили в ней для себя уют. За пределами центра города условия, конечно, были далеко не идеальные. Однако из-за того, что Грозный все время строился, жители предполагали, что идиллия скоро охватит его целиком.
В то же время послевоенный и позднесталинский Грозный – город консервативный. В центре внимания – порядок, а не хаос революции, трудолюбие, а не праздная жизнь, а еще семья и моральный авторитет, который после войны снова возрастает.
И все же после возвращения чеченцев и ингушей в 1957 году, идиллия оказалась под угрозой. Статус-кво отстаивался на протяжении следующих десятилетий. Русские, украинцы и представители других национальностей вытеснялись чеченцами из сел, многие из них [из-за запрета властей заново обживать горные районы Чечни] селились в Грозном и стремились превратить город в еще больший оплот против титульных наций.
Когда в августе 1958 года вспыхнуло восстание (тоже своего рода погром), толпа потребовала возврату к статус-кво, но не того, что был до депортации, а того, что был до реабилитации северокавказских народов. Эта линия конфликта со временем постепенно ослабевала, но в основном она сохранилась вплоть до 1990-х годов.
– В своей книге вы упоминаете жителей Грозного, которые тоскуют по прежнему городу, о каком периоде идет речь?
– Я взял около 50 интервью, большинство из них были глубинными, то есть это были долгие разговоры за чашкой кофе или чая. Мои собеседники вспоминали Грозный совершенно по-разному. Потому что в настоящее время они живут в разных уголках мира, имеют разный опыт и занимают разные позиции. Некоторые из них тоскуют по Грозному как по части "советского мира", ведь тогда они были молоды, красивы, более уверены в своем будущем.
Но всех моих собеседников объединяло то, что они потеряли свой город, своих родственников, своих друзей, своих соседей.
Готовясь к нашему интервью, я пересматривал свои записные книжки и вспомнил высказывание грозненского ингуша, который жил в центре города, недалеко от проспекта Победы. Он говорил: все его хорошие сны происходят в старом Грозном, в городе его детства и юности, а плохие сны, наоборот, снятся в настоящем.
Я думаю, это травма. Потеря и невозвратимость объединяют всех моих собеседников. Травма одна, а политическая подоплека разная.
– Каким вы видите Грозный сейчас?
– Если исходить из того, что деление пространства отражает его социально-политический строй, я бы сказал, что Грозный в XIX веке был русским городом на Кавказе, в XX веке он стал советским, социалистическим. Этот город был разбомблен, но новый построен на инфраструктуре старого. Поэтому для меня сегодняшний Грозный – гибридный. Так сказать, постсоветский Ближний Восток. По крайней мере, он не похож на обычную российскую провинцию.
***
Для тех, кто хотел бы подробнее ознакомиться с обсуждаемыми вопросами в подкасте, рекомендуем работу нашего гостя: Вальтер Шперлинг. "Перед руинами Грозного. Жизнь и выживание на многоэтническом Кавказе" (Vor den Ruinen von Grosny. Leben und Überleben im multiethnischen Kaukasus).
Подписывайтесь на подкаст "Хроника Кавказа с Вачагаевым" и слушайте новые выпуске на всех аудиоплатформах и в ютубе.
- Антисемитский погром в дагестанском аэропорту, где разъяренная толпа искала граждан Израиля, может оставить впечатление у не знающего республику, что евреев здесь никак не жалуют и им не рады. При этом одна из этнических групп Дагестана – горские евреи. Когда они впервые появились в регионе? Правильно ли называть их татами? Об этом и о многом другом Майрбек Вачагаев побеседовал с научным сотрудником межфакультетского центра "Петербургская иудаика" в Европейском университете в Санкт-Петербурге, автором сотен работ по истории евреев, этнографии и литературы Валерием Дымшицем.
- С начала полномасштабной войны России против Украины в обороне страны принимают участие несколько чеченских подразделений, одно из них – созданный еще в 2014 году батальон имени шейха Мансура под командованием Муслима Чеберлоевского. О том, как не входящий в Вооруженные силы Украины батальон координирует свои действия на фронте, о признании заслуг чеченцев и планах на послевоенное время ведущий подкаста "Хроника Кавказа" Майрбек Вачагаев поговорил со спикером подразделения Саидом Исаевым.
Форум